Уличные музыканты

 Страсть к славе, к известности… Каюсь, с детства страдаю этим. Всегда хотел славы и денег. И почти всю жизнь хотел показать окружающим свои способности. Сколько их было и на что я был способен – особый вопрос. И что думали по этому поводу окружающие – тоже. Но тем не менее, случая выступить на публике я не упускал.

 

Я был музыкальным ребенком, я все время пел. Память была вполне приличная, я мог (мне кажется) спеть весь репертуар, который транслировался на радио. Может быть, и голосок у меня был (до ломки) приятный, потому что когда мы бывали в гостях, меня просили петь. Вероятно, я пел не только одну песню, но запомнилась «Мать из Руана»:

Я старая мать из Руана

Ослепла я после войны.

Три сына мои партизана

Погибли во славу страны

. ………..

Но к вам обращаюсь я, Сталин,

Не с горем и скорбью своей.

Я знаю, что вы потеряли

Мильоны своих сыновей.

И в конце:

Враги вам грозят непрестанно,

Но вы врагов всех сильней!

Так пишет вам мать из Руана

От имени всех матерей.

 

Потом, когда я учился играть на скрипке, я выходил во двор и играл то, что умел: гаммы, детские пьески. Как играл – и говорить не стоит. Но у меня был компаньон, солист – дворовый пес со странным именем Амбик. Как только я начинал играть – он садился около меня и начинал подвывать!

 

Прошло много времени с тех детских забав. Я оказался в Израиле, на улицах городов играли музыканты Советского Союза: преподаватели школ и училищ, оркестранты. Располагались они на людных улицах, иногда довольно близко друг к другу (но не в пределах слышимости). С работой тогда было не очень свободно, и я своему сыну предлагал выйти на улицу играть дуэтом. Он к этому времени уже достаточно прилично (для домашнего общества) играл на гитаре. Мальчик категорически отказывался. А я предполагал, что с моим уровнем игры мне будут платить только за то, чтобы я не скрипел.

 

Еще через несколько лет зуд публичных музыкальных выступлений был погребен под массой текущих дел. Но вот в округе объявился трубач из Новосибирска, Илья Шварц, профессионал, который выходил играть в парк (дома, сами понимаете, от его тренировок никто не получал удовольствия – ни семейные, ни соседи). Я набрался наглости: предложил играть дуэтом.

Начались наши сходки. Я не попадал в такт, я не попадал в ноты, я ужасно фальшивил, но – снимаю перед ним шляпу и прошу прощения за причиненные неудобства – ему хватало терпения меня дрессировать. И начало получаться! Не бог весть что, но у нас даже появились постоянные слушатели.

 

Место, где мы терзали своей игрой уши поклонников, парк был окружен жилыми домами, через него народ ходил в супермаркет и в синагогу. К нам попривыкли, и даже спустя несколько лет после прекращения наших репетиций меня еще спрашивали, играем ли мы.

 

Мечта осуществилась: я сыграл на улице! Правда, для собственного удовольствия, без всяких потуг этим заработать. И что удивительно, меня за игру никто не побил.

 

А уличные музыканты – до сих пор есть, хотя их количество заметно сократилось. Среди всех тех, кого нам приходилось слышать на улице, – скрипач Алексей Сова. Он из Харькова, кончил консерваторию, играл в крупных оркестрах, когда приехал в Израиль, сделал ставку на свой профессионализм. Работы не было, и чтобы не терять форму, стал играть на улице. Он играл сложнейшие вещи, как бы проигрывая их перед публикой на концерте в зале. Это была и классика в классическом виде, и стилизованная автором, и джаз, и его собственные вещи.

 

Далеко не простое занятие, доложу я вам: уличный шум (автобусы, машины, сирены полиции и скорой помощи, вой охранной сигнализации). И кроме того, публика проходит мимо, как бы не замечая музыканта. А если рядом появляется еще такой «компаньон» — какое терпение надо иметь, чтобы продолжать играть. Этот нищий стоит недалеко и трясет без перерыва банкой с мелочью. Как аккомпанемент. В расчете на то, что музыканту кидают — и ему перепадет.

И вот снова встреча, приятная и несколько неожиданная – так давно мы не совпадали по фазе. «Я не знаю, я не слушал другие спектакли, потому что у нас по три спектакля в день тогда было. Я не могу сказать, кого я там обошел и какие там были музыкальные спектакли – не знаю. Кроме своего собственного спектакля «Щедрое дерево»… Это не совсем для детей. Слов там нет, это все движение – и не балет, и не пантомима. И я там, значит, на скрипочке, и потом барабан у меня там и ксилофон детский…Но это я не знаю, сейчас они ищут все, куда бы это продать…

 

Б. Диски у тебя есть какие-нибудь?

 

А. Есть что-то… Да так… Надо еще найти кого-нибудь, чтобы нормально писал. Достаточно много я так написал уже… С виолончелисткой у нас постоянный коллектив, дуэт такой. Всякое мы разное играем, но в основном то, что я пишу. Где-то уже там порядка 20 пьес, чуть больше…И всякую классику тоже играем, и легкую музыку тоже, там танго, есть у нас такое, всякое популярное для народа. Чтоб не только свое. И появился у меня еще один театрик. «Зигота» называется. Это театр импровизации. Там один спектакль есть, импровизационный. Но не полная отсебятина, а как бы поставленная. Там есть определенный сюжет. И я там тоже… Я говорю, что я там тапёр. Что они делают – я это пытаюсь как-то… к ним… Тоже ни одной ноты написанной. А тот спектакль написал тоже от и до. По ходу пьесы иногда приходится изменять, но – написано».

 

Пока мы сидели и слушали, подошла молоденькая девушка. Она сказала, что игра Алексея ей очень нравится, что она его слушает с удовольствием, что она сама поет, сочиняет слова для своих песен, начала брать уроки пения. И что ей нужна была бы какая-то поддержка. Я познакомил ее с Алексеем, они обменялись телефонами. Может быть, и здесь что-то интересное выйдет.

 

Хотя Алексей очень скептически относится к таким заявкам. «Постоянно есть такие предложения. И только одно из них нашло свое продолжение. Одна скрипачка заказала мне ноты и заплатила за них. Наше сотрудничество продолжается, она заказывает и платит. А все эти девочки – многие хотят славы, но под этим желанием нет базы: образование, музыкальная культура – без этого ничего не получится».

 

Мы расстались – до следующей встречи. Алексей продолжает играть, сочинять, импровизировать…

 

И вот еще один сюрприз. Площадь перед рынком в Тель-Авиве. Группа музыкантов: саксофон, как бы маримба, гитара, ударник. И звучит неплохо. Но что интересно – их инструменты. Понятно, что гитара – это гитара, саксофон – это саксофон, а вот все остальное требует пояснения.

 

Как бы маримба – набор из отрезков канализационных пластиковых труб, установленных на подставке. Поэтому я бы предложил специальное название для такого инструмента – катрумба (от слов «канализационная труба). А для извлечения звука используется ракетка настольного тенниса, которой музыкант бьет по торцу трубы. Если ему нужен звук помягче, он использует пляжные шлепанцы из пористой резины.

 

Рядом сидит ударник, который работает обычными палочками. Но вместо барабанов у него пластиковое ведро и пятилитровая консервная банка! Подставка – пластиковый ящик из ближайшего магазина.

 

Стоит толпа (правда, не очень многочисленная, дело к закрытию), слушают, удивляются, бросают деньги в шляпу. Ударник на катрумбе работает настолько самозабвенно, что от его ракетки отваливаются щепки. На такой щепке я получил автограф: בון בון(Бон-бон).

 

Поинтересовался, как сложился ансамбль. И услышал удивительный ответ: вместе играют только двое, саксофон и катрумба. Ударники присоединились во время концерта. А вообще-то, ребята играют все время в Иерусалиме и приезжают в Тель-Авив раз в год.

 

 

Так что нам повезло – услышать такой ансамбль и познакомиться с новым для нас инструментом — катрумбой.